5.11.22

АРУДЖИ

(монопьеса в одном действии)
 
 
Почти пустая сцена. В левом углу стоит старая вешалка с какой-то одеждой, справа небольшая трибуна, чуть поодаль – мольберт. Спектакль начинается с того, что один из зрителей обращается к капельдинеру с просьбой вызвать администратора. Что-то шепчет ему на ухо, указывая на свое кресло и выражая явное недовольство. Тот проходит к креслу. Вместе осматривают кресло, после чего капельдинер быстро удаляется, бросив фразу «Прошу сохранять спокойствие – сейчас вызовем охрану!» Человек остается один на один со зрителями. Те недоуменно смотрят на него – он объясняет: «Там оружие». В зале начинается обсуждение этой новости.
Явно кто-то кинет фразу «это бомба?», что или вызовет смех, или послужит началом паники. И в том, и в другом случае основная ставка – на импровизацию актера, который не должен позволить, чтобы все это переросло в шутку, и в то же время не дать панике разрастись.
Он берет платок, с его помощью достает из-под кресла пистолет и показывает зрителям. 
 
– Давайте успокоимся. (Осматривая оружие, спускается к сцене.) Пистолет, как я понимаю, заряжен. Сейчас подойдет администратор. Оружие не мое, и неизвестно, как оно сюда попало…
 
Нюхает дуло.
 
– Кстати, из этого оружия, мне кажется, недавно стреляли.
 
Поднимается на сцену. Кладет пистолет на трибуну.
 
– Пускай лучше здесь полежит – от греха подальше.
Оружие… Кстати, вы знаете, откуда произошло это слово? От то ли аккадского, то ли шумерского слова «аруджи»! Причем от этого же слова родилось и «орудие». Эти два слова «пересекаются», лишь когда оружие становится орудием – ну, допустим, возмездия. Или орудием труда – кому как. Вот тогда между двумя производными древнеаккадского или шумерского – впрочем какая разница! – «аруджи» возникает знак равенства. Нет, скорее тождества – три черточки.
 
Подходит к трибуне, берет пистолет. Рассматривает.
 
– Никогда не мог понять, как людям может это нравиться. Орудие убийства. Не мог понять людей, носящих кресты на шее. «Крест осветился кровью спасителя!» – говорят они. Выходит, если бы «безгрешные» Христа забили камнями, то их потомкам пришлось бы валуны ворочать? Может, хоть тогда бы до них дошло, для чего к ним пришел Спаситель и ЧТО именно для них сделал.
 
Вновь кладет пистолет на трибуну.
 
– Я буду считать. Недолго. До тысячи. А потом… Наверняка сейчас кто-то из вас подумает: «Какой избитый ход!». Да, избиты не только все ходы, избито все, что говорится не только со сцены, но и с высоких трибун мировых лидеров и даже с амвона самого папы римского. К тому же эта скромная трибуна, с которой я позволил себе выступить, даже своим внешним видом не претендует на откровение. Тем более что я – актер и буду говорить не от своего лица…
Музыка. Актер по ходу монолога подходит к вешалке и начинает переодеваться. Он снимает с себя современный пиджак и надевает мантию и парик. Подходит к трибуне, на которой лежит энциклопедия.
 
– Но вначале я, как и обещал, буду считать. Итак: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11… Я родился 11 декабря (по новому стилю). Да, позвольте представиться. Меня зовут Николай Платонович Карабчевский (читает из энциклопедии, комментирует прочитанное) – русский адвокат, судебный оратор, писатель, поэт, общественный деятель – так, наверное, обо мне напишут в энциклопедиях. Впервые как адвокат заявил о себе в 1877 году и долго оставался звездой первой величины, а последние десять лет существования старой адвокатуры был самым авторитетным и популярным в стране адвокатом. Имя Карабчевского, которое почти сорок лет кряду гремело, сегодня знакомо только специалистам – больше юристам, чем историкам (вот это, конечно, жаль).
 
Становится за трибуну.
 
– 12, 13, 14, 15… 15 марта 1921 года армянский студент Согомон Тейлерян застрелил на Харденберг-штрассе в берлинском районе Шарлоттенбург одного из главных организаторов геноцида армян 1915 года, бывшего министра внутренних дел Османской империи Талаата. Процесс над убийцей Талаат-паши состоялся в том же 1921 году, на котором под давлением прогрессивной общественности Европы Тейлерян был оправдан. Однако далеко не многие сегодня знают, что это не первый процесс в истории мировой юриспруденции, в ходе которого армянин был оправдан за убийство турка. Первым это сделал я – русский юрист Николай Карабчевский. 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22…
 
Карабчевский считает, держа в руках пистолет и блуждая по сцене.
 
– 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29… Разрешите, Ваша честь? Турецкоподданный армянин из Байбурта Киркор Манук Абаджи Гулгулян обвиняется в том, что он 29 апреля 1899 года убил турецкого подданного турка Хассана, сына Батана, Милий-оглы… Убил? Здесь самое важное – найти точный термин. Причем заметьте, друзья мои, год убийства 1899 – турок, убитый Гулгуляном, был непосредственным участником массовой резни армян в Байбурте в 1896 году.
30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40… Суд отказал мне в праве ссылаться на специальные исторические сочинения по вопросу об армянской резне в Османской Турции в 1894–1896 годах. Я вынужден был подчиниться такому распоряжению суда, хотя, да простится мне, никак не могу взять в толк, каким образом именно этим путем может быть достигнуто «неизвращение судебной перспективы»…
 
Карабчевский обращается в зал.
 
– …40, 50, 60, 70, 80, 90, 100… Кровавое преступление Киркора Гулгуляна, неожиданное, быстрое, дерзкое, совершенное на улице, словно сиянием молнии среди абсолютной тьмы ярко освещает только маленькую, невзрачную фигурку какого-то неведомого нам человека. Но разве при том же мимолетном освещении мы не разглядели ничего больше? Разве мы не увидели, что эта человеческая фигурка стоит над пропастью, вырытой веками, пропастью, почти бездонной?.. Ужели это не должно привлечь нашего внимания? Ужели мы можем пройти мимо явления исторического характера, не пояснив себе даже его значения, не попытавшись даже понять его как отдельное звено в общей цепи человеческих страданий, именуемой дипломатично и и кратко историей «положения армян в Турции»? Мы вместе с христианином-армянином и турецким подданным Киркором Гулгуляном, обвиняемым в преднамеренном, из мести, убийстве мусульманина, природного турка из Малой Азии Хассана Милий-оглы, стоим на самом краю исторической пропасти и не можем не заглянуть в нее…
110, 120, 130, 140, 150, 160… В состав Оттоманской империи со времени вторжения турок в Европу вошли многие народности, исповедующие христианскую религию, ставшие по отношению к завоевателям-победителям побежденными. Таковы греки, сербы, болгары, босняки и армяне par excellence, ибо Малая Азия с Арменией во власти турок уже шесть веков.
Status quo азиатской культуры – исламский фанатизм и деспотический образ правления, во главе которого стоит султан-калиф. Причем на знамени пророка ревнивые хранители заветов Магомета до сих пор не прочь читать «смерть гяурам»! Они создали нечто особенное, маловероятное с точки зрения европейской культуры, с чем целая Европа ради политических соображений терпеливо считается уже многие века.
Из числа подвластных Турции христианских народов дольше и безнадежнее всех ей подвластен армянский народ. У подножия его ветхозаветного Арарата, в некогда цветущей Армении, он стоически претерпевал и претерпевает все унижения рабства. Привязанный к своей родине упрямым инстинктом земледельца, крепкой чистотой семейных уз и духовных начал, привитых ему христианством, каковое как народ он первый же и воспринял, армянский народ, подвластный туркам, в мирных добродетелях черпал неистощимый запас терпения.
Затем, в 1894, 1895 и 1896 годах, как раз в то время, когда после шестнадцати лет бесплодного ожидания стали торопить Турцию с реформами для армянских провинций, которые желала благодетельствовать Европа, совершилось нечто столь дикое и неслыханное, чему не хотели сперва верить и чему с содроганием вынуждены были наконец поверить. Я говорю о массовых избиениях армян в Сасуне в 1894 году, а затем последовательно и во всех округах Малой Азии, наконец, и в самом Константинополе.
170, 180, 190, 200, 210, 220, 230, 240… Избиение в городе Байбурте, родине Киркора Гулгуляна, где от ударов убитого им здесь Хассана Милий-оглы пали его отец и два брата, совершилось 27 октября 1895 года. По официальным данным (донесения консулов, английская «Синяя» и французская «Желтая» книги и т. п.), установлено, что в Байбурте все армяне мужского пола были перебиты или заключены в тюрьму. Эти данные вполне совпадают с тем, что мы слышали здесь. Разграблено было четыреста домов, число убитых достигало тысячи. В окрестностях Байбурта совершенно разграблено и разрушено сто шестьдесят пять деревень.
250, 260, 270, 280, 290… К этим цифрам надо добавлять слово «тысяч». Точнее, тысяч армян. Это вы делайте сами. По сведениям, собранным представителями великих держав, до начала 1896 года в Малой Азии убито 37 085 душ, разорено и сожжено 39 749 домов, насильственно обращено в магометанство 40 950 человек, пущено по миру 290 300 человек… Но самой ужасной стороной этого исторического события явилось то, что вся эта резня оказалась, по-видимому, не случайным взрывом племенной или религиозной вражды, а прямо-таки организованным, систематическим массовым избиением армян на пространстве всей Малой Азии. Это был по-своему изготовленный Востоком суррогат так долго и терпеливо ожидаемой Европейской реформы для Армении. Вот на какой исторической почве выросло событие, которое вы неожиданно призваны рассудить сегодня…
 
Карабчевский продолжает.
 
– 300, 310, 320, 330, 340, 350… Где-то не так далеко от нас, на территории Блистательной Порты, всего три с половиной года назад, не в кровавой глубине прошедших веков, среди мирных жителей городских кварталов, населенных армянами, невозбранно и безнаказанно носятся шайки вооруженных людей – турок. Они грабят и превращают живых людей в трупы. Никто не в состоянии дать себе надлежащего отчета в том, что происходит. В городе есть войско, есть полицейские, но они сначала бездействуют, а затем смешиваются с разбойничьими шайками и «усмиряют» собственными ударами тех из армян, которые пытаются спастись. Целый день идет кровавая резня. Шайки вооруженных турок под предводительством наиболее видных по своему служебному или общественному положению лиц города Байбурта и его уезда перерывают до основания каждый армянский дом, извлекают все ценности, набивают ими себе карманы, предоставляя черни грабить остальное. Скрывшихся в домах армян безжалостно выволакивают за ноги на улицы и тут же убивают на глазах обезумевших от ужаса женщин и детей.
360, 370, 380, 390, 400… Во главе одной из таких банд носится по городу Хассан Милий-оглы, убитый в Симферополе 29 апреля 1899 года ударом кинжала армянина Киркора Гулгуляна. Этот Хассан, по словам спасшихся армян, «порезал» много армян, в том числе несколько семейств очень богатых людей, деньгами которых завладел. В числе других мирных армян он собственноручно зарезал Манука Гулгуляна, старика, отца подсудимого, и двух его братьев, Саркиза и Хагадура.
410, 420, 430, 440, 450, 460… Спустя три года после резни в Байбурте Киркор Гулгулян и Хассан Милий-оглы случайно встретились в Симферополе. Гулгулян – один из сотен тысяч беженцев, покинувших родину. Турок Хассан прибыл в Россию как ростовщик для сбора дани с армян, у которых оставались родственники в Байбурте. Не считаясь с тем, что Хассана сопровождали пять человек, Гулгулян бросился на него и заколол кинжалом. Это было преднамеренное убийство, предусмотренное частью 3 статьи 1453 российского Уложения о наказаниях.
470, 480, 490, 500… Виновен ли Киркор Гулгулян? Русские законы, в том числе и тяжкая статья уголовного закона, карающего за преднамеренное убийство, рассчитаны вообще на людские отношения, нормируемые законами. Вы знаете, из какой пучины бесправия и беззакония вынырнул несчастный Гулгулян. Убийца его отца и братьев, которого он увидел теперь перед собой, не подлежал и не мог подлежать никакому законному возмездию. Стало быть, несчастному оставалось бы только «забыть» о том, что его старик-отец и два брата на его же глазах безжалостно зарезаны Хассаном. Но разве это забыть возможно? Разве подобные вещи забываются? От человека мы вправе требовать лишь человеческого. Забыть, простить Хассану мог бы разве сверхчеловек. Не ищите его в несчастном, жалком Гулгуляне. Ваш суд – также только суд человеческий. Что сверх человека, то уже Божье, и нам остается только посторониться… Посторонимся!
600, 700, 800, 900, 1 000… После двух минут совещания присяжные заседатели вынесли подсудимому оправдательный приговор.
 
Карабчевский кладет пистолет на трибуну.
 
– Во время завоевания Новороссийского края каким-то русским полком был забран турецкий мальчик, определенный затем в корпус и дослужившийся в военных чинах до полковника. Позже он стал крымским полицмейстером. Фамилия ему была дана от слова «кара» – «черный». Турчонок, Михаил Карапчи, принявший с крещением фамилию Карабчевский, – мой дед. И важно не то, что он стал полковником и полицеймейстером, а то, что он был турком. Если твой дед – турок, то логично предположить, что и ты представитель этого народа. Я адвокат, а адвокат обязан быть логичным…
(Говорит по нарастающей.) Я, турок, оправдал армянина за убийства турка. Я – русский адвокат, внук турка Карапчи – оправдал человека, доведенного до отчаяния и в этом порыве отомстившего обидчику. Я, Николай Карабчевский, турок… оправдал армянина за убийство турка!
 
Резко садится на пол и достает из кармана спичечные коробки и начинает строить «башню», которая вскоре разваливается.
 
– На каждое действие найдется… свой третий закон Ньютона. И к чему это привело? Я наивно полагал, что, оправдав настоящую жертву, смогу остановить истинного преступника. У каждой функции должно быть начало. Назвав истинного убийцу, озвучив его ИМЯ, я стремился обратить внимание цивилизованного мира на происходящее…
 
Башня снова падает. Актер снимает с себя сюртук и остается в современной сорочке, таким образом выходя из образа Карабчевского. Далее он продолжает монолог уже от своего имени.
 
– …Но погромы продолжались. А потом… Потом произошло то, чему значительно позже Рафаэль Лемкин дал название «геноцид». Но до этого был… Тейлерян. И его тоже оправдали за убийство Талаат-паши. И это справедливо в высшем понимании забытого человечеством слова «справедливость». Невинные люди не должны страдать, а убийцы не должны спокойно ездить по Европе и говорить, что жертвы геноцида сами во всем виноваты…
 
Карабчевский подходит к трибуне.
 
Итак, я вызываю первого свидетеля! Назовем их пока так…
Надевает феску, достает секиру и кладет на нее монетки. Зачитывает фрагмент речи Талаат-паши на турецком. Говоря, старается перекинуть монетки другой стороной, удержав их на лезвии секиры. Из текста, изобилующего названиями исторических армянских городов и провинций, зрителю становится ясно, кто перед ним.
 
Вызывается второй убийца… Оговорился – свидетель.
 
Он надевает берет, достает палитру, кисть, подходит к мольберту в углу и, читая текст на немецком, начинает рисовать. Звучит песня юных скаутов из кинофильма «Кабаре». Затем кладет кисть на мольберт, берет оттуда штык-нож и, размахивая им в воздухе, зачитывает речь Гитлера. С каждым переходом он сбрасывает очередной лист календаря с изображением соответствующего герба – Османской империи, Нацистской Германии, гербы Азербайджана – советского и независимого.
 
– И последние… (cквозь зубы) Свидетели.
 
Звучит в записи речь Гейдара Алиева на русском о многовековой истории Азербайджана, текст заканчивается цитатой из письма Алиева президенту НКР. Гаснет свет. Снова зажигается. У Карабачевского усы как у Ильхама Алиева. Он достает свернутый коврик для намаза, разворачивает его и вынимает оттуда топор. Кладет рядом, становится на колени, читает молитву на турецком. Мало-помалу в тексте начинают появляться знакомые имена, становится ясно, что зачитывается приказ о помиловании Рамиля Сафарова. Гаснет свет.
 
Луч в углу сцены. Актер у трибуны.
 
– Оказывается, извратить можно все – даже такое высокое понятие, как помилование. Наивно полагая, что помилованием человека, вставшего на защиту своего дома, своей семьи, можно уберечь мир от последующих злодеяний, я и представить не мог, что через сто лет помилование может стать поощрением убийц и источником новых преступлений.
Какое имеет значение, какой ты национальности – есть закон, и он един для всех. Так почему же оправдание Киркора – действие, совершенное в рамках закона, продолжилось беззаконием в более глобальных масштабах?.. Что мы могли сделать и не сделали? Что мы и поныне можем сделать, и не делаем?.. А может, и не стоит пытаться?.. Тысячелетиями боги всех религий учат не убивать, но люди продолжают убивать, и чем дальше, тем все изощреннее, и с особой жестокостью. И если даже боги бессильны изменить людей и мир, разве нам это под силу?.. Смею думать, да. Зло должно быть наказано, даже если наказание порождает новое зло…
 
Актер снова берет в руки пистолет.
 
– Досчитав до тысячи, дойдя до предела… что-то должно исчезнуть, чтоб дать возможность появиться на свет чему-то другому. Библия в руках подонка не менее опасна, чем оружие в руках праведника. Мечта слабого – самоустранение, но так, чтобы в конце его обязательно спасли. Путь сильного – решение вопроса, пускай вопреки инстинкту самосохранения и своему желанию бежать с поля боя. Вечный вопрос: быть или не быть?!.. Быть человеком с чувством национального достоинства или остаться рабом страха?.. Убить врага и быть отмщенным, как это сделали Киркор Гулгулян, Согомон Тейлерян, Аршавир Ширакян, Арам Ерканян, Мисак Торлакян и многие другие герои, ставшие олицетворением возмездия, или спрятаться в норе, чтобы наверняка выжить?..
 
Актер взводит курок, разглядывает пистолет, потом обращается в зал.
 
– …Ну, хватит терзаться догадками! Не буду я в вас стрелять, а тем более сам стреляться. Кто я такой, чтоб решать такие судьбоносные вопросы за вас? Всего лишь актер. Армянский актер! Я могу лишь оставить вас наедине с «АРУДЖИ».
 
Актер кладет пистолет на трибуну, поднимает с пола молоток и гвоздь и начинает вбивать гвоздь в трибуну. Вбив, поворачивается к залу.
 
– Пришло время сделать выбор. Сделайте свой выбор: распакуйте чемоданы и начните строить свой мир. Наш мир – пусть в окружении все тех же, мало изменившихся за столетие хассанов, султан-гамидов и талаатов, ждущих удобного случая закрыть навсегда Армянский вопрос. Можно, конечно, уехать, подарив им навсегда нашу страну с ее вечной горой Спасения человечества, как это сделали многие. Каждый решает этот вопрос сам, исходя из своих духовных ценностей и понимания себя как частицы нации, именуемой Армянами и живущей в стране под названием Айк. Да, легче и, возможно, безопаснее уехать. Причем все равно куда, лишь бы быть подальше от обязанности трудиться с орудием в руках на земле своих предков, а при необходимости, сменив его на оружие, доказывать свое право жить на ней. Можно уехать… Но можно остаться – чтобы потом не пришлось искать нового Карабчевского… На затасканный «цивилизованным» миром в дешевых дипломатических играх Армянский вопрос надо в конце концов дать четкий и полноценный Армянский ответ! Пусть теперь новоявленные хассаны и талааты ХХI века ищут себе адвокатов! (Набрасывает снова на себя мантию.) Я, Николай Платонович Карабчевский, русский адвокат, свой долг перед ЗАКОНОМ выполнил!..
Актер вешает пистолет на вбитый гвоздь и покидает сцену, успев на прощание еще раз бросить в зал фразу:
 
– Сделайте свой выбор!..
 
 Занавес





Комментариев нет:

Отправить комментарий